Элеонора посмотрела на свой бокал. Жидкость дрожала в нем, и ей казалось, что у нее вот-вот разорвется сердце-Она осторожно поставила его на столик.

— Вы были очень добры, что сказали мне о брате, — ее голос был бесцветным.

— Вовсе нет, я должен вам сообщить, что, когда вы вернетесь в Гранаду, ваш брат здесь не останется. Его должны были расстрелять, и он

— заложник вашего хорошего поведения.

— В каком смысле?

— В том смысле, что, если вы не будете в точности выполнять мои указания, вашего брата казнят как врага Гондураса.

Элеонора ощутила, как ее лицо свело от ужаса. Стиснув зубы, она подняла бровь.

— Милые люди, с которыми вы связаны, Кроуфорд, люди, убивающие раненых и пленных.

— Я нахожу радость в том, чтобы выигрывать и побеждать, — ответил он беззлобно. — И не сомневаюсь, в конце концов эти люди победят.

Она смотрела в его спокойное лицо, и отрава проникала ей в душу. Она должна это сделать, выбора нет. Луис боялся насилия над ней. Так и вышло, хотя и не тем способом, какой он предполагал. А что, собственно, в этом необычного? Луис, Грант, Жан-Поль, Мейзи, даже Невилл Кроуфорд разве не изнасилованы жизнью? И если смотреть шире — мать Гранта, Консуэло и многие, многие другие? Они родились с уверенностью, с уважением своего достоинства, с мечтами о счастье, но сам акт жизни все это смел, оставив их души пустыми и дрожащими от боли.

Глубокий вздох, как нож, пронзил ее грудь, Элеонора тряхнула волосами.

— Хорошо, — сказала она покорно. — Во-первых, я хотела бы увидеть Жан-Поля. Потом вы скажете, когда и как я должна вернуться в Никарагуа.

Элеонора вышла из повозки, запряженной пони, и как только нога ее коснулась земли, убрала руку, когда майор Невилл Кроуфорд попытался ее поддержать. Распрямив плечи, она ожидала, пока вокруг выстроится охрана. Лающий приказ — и они стали продвигаться вперед с той скоростью, которую офицер счел подобающей случаю. Яркое утреннее солнце позволяло рассмотреть группу мужчин, идущих навстречу. Ветерок со стороны пролива вздымал ее пышные юбки и выхватывал песчинки из-под ног. С высокого голубого неба вниз ринулась пара чаек. Их отчаянные вопли раздирали слух. Слева о чем-то мягко шептали волны пролива, а далеко впереди в пурпурно-зеленых волнах бросил якорь корабль. Это был никарагуанский военный трехмачтовый шлюп «Гранада».

Побережье Москитос — в некотором смысле нейтральная территория, и ее выбрали местом обмена Элеоноры на гондурасского офицера. Теперь вернуться одной на ту самую горячую с коричневым песком полоску земли, где ее вместе со всеми взяли в плен, было тяжелым испытанием. Она старалась не думать, не вспоминать, но это ей удавалось с трудом. В нагретом воздухе качались обожженные солнцем фигуры людей, в лохмотьях, со страданием в глазах.

Элеонора попыталась разглядеть мужчин в красных рубашках впереди и увидела высокого, одетого в форму офицера. На миг дыхание перехватило, а сердце оборвалось… она узнала неровную походку одного из друзей Гранта, тоже Бессмертного, полковника Томаса Генри. Он хромал, опираясь на палку, видимо, в память о победе в Ривасе.

Элеонора споткнулась, вдруг ослабев от ощущения близкой свободы. Когда майор Кроуфорд поднял руку, чтобы поддержать ее, она не противилась. Ноги стали ватными от страха, а пальцы так дрожали, что ей пришлось их сцепить. Она еще не готова встретиться лицом к лицу с Грантом. Ужасная необходимость предлагать ему себя еще раз парализовала все ее чувства. Что она должна делать, что говорить? Как убедить его снова взять ее к себе в постель? Должна ли она его соблазнить или следует прибегнуть к помощи воспоминаний о том, что ей пришлось выстрадать? Отвратительно было даже думать об этом, унижать свою любовь, которую она лелеяла в душе и сердце все эти месяцы. Но она должна вернуть его близость, ибо от этого зависит жизнь Жан-Поля.

Ей не понравился вид брата, когда она его покидала. Он выслушал ее объяснения, не прерывая, потом, подняв на нее мутные глаза, сказал:

— Я должен был умереть с другими.

Когда она молча взглянула на него, он добавил:

— Это было бы справедливо. Я не должен терпеть эту смерть заживо, я знаю, как мало у меня права жить, ведь мое существование заставляет тебя заниматься проституцией и подвергать себя опасности.

— Не говори так, — взмолилась она, потрясенная его отчаянием и не в состоянии найти слова, чтобы спорить.

— Почему? Ведь это правда. Мысль о твоем бесчестье ради меня ложится более тяжелым грузом на мою совесть, чем мое собственное.

— Это не наша война, — пыталась успокоить его Элеонора.

— Но мы ее сделали и своей, — бескомпромиссно сказал он.

Элеонора не спорила. С правдой трудно спорить. Нежно поцеловав, она оставила его.

Полковник Генри подходил ближе. Элеонора уже различала следы старых шрамов на его лице, глаза, сощуренные на солнце. Казалось, Томас Генри коллекционировал раны. Когда они встретились первый раз, его рука покоилась на перевязи. Множество ран и случайные травмы делали его частым гостем в госпитале. Видимо, по этой причине они симпатизировали друг другу. Приближаясь, полковник улыбался, его белые зубы сверкали на обветренном лице. Отряд подходил все ближе. Длинный шлюп, доставивший их к берегу, вытащили на песок, и моряки собрались у планшира, наблюдая за происходящим.

Когда фалангисты подошли на десять футов, майор Генри поднял руку и снял в приветствии шляпу. Стоящие за ним мужчины повторили этот жест. Потом он прижал шляпу к сердцу и согнулся в глубоком поклоне, опираясь на палку.

— Элеонора… Прошу прощения… Сеньора де Ларедо. Я не могу передать словами, как я рад вас видеть. Доверьтесь нам, и скоро мы доставим вас домой в целости и сохранности.

— Спасибо, — ответила она, но улыбка получилась безрадостная — у нее ведь нет дома.

Однако майор Генри сделал все так, как обещал. Через несколько минут с формальностями было покончено и длинная лодка уже разрезала волны, направляясь к шлюпу.

Путь до Сан-Хуан-дель-Норте они проделали за несколько часов. Приятное прохладное путешествие, совсем не похожее на то, что им пришлось проделать на плоту.

Обожженное солнцем здание и причал Вирджин-Бэй — их недавно законченное строительство обошлось компании более чем в сто тысяч долларов — явились печальным напоминанием о войне, о катастрофе коста-риканского наступления. Помещения при этом были разграблены, многие служащие убиты и изрублены на куски, трупы и раненые лежали на земле.

Элеонору развлекали, принимали как героиню, торжественно чествовали за капитанским столом, предоставили самые лучшие условия. Повсюду ее сопровождали полковник Генри, или майор Кроуфорд, или кто-то из мужчин, участвовавших в обмене. Она была благодарна им, поскольку их постоянное присутствие помогало не думать о душевной боли, но она полагала, что это внимание, симпатия относится не лично к ней, а к политике, и не ожидала, что такое отношение продлится и в Гранаде. Элеонора вполне искренне удивилась, что, когда пароход причалил в Гранаде, ее встретила большая делегация, окруженная фалангистами с ружьями наизготовку.